Для исследования стереотипов межнационального
восприятия более важным представляется не физиологический возраст
людей, а «исторический», что отражает условия и характер обработки
их сознания, формировавшегося в разные периоды. Поэтому мы остановились
на одной из возможных типологий в изучении стереотипов восприятия
крымских татар иными национальными группами Крыма — «условно возрастной»,
позволяющей выделить три очевидно отличающиеся друг от друга группы
населения.
Условно
возрастные группы:
группа преклонного (в основном
пенсионного и предпенсионного) возраста, становление национального
сознания которой шло под лозунгом «крымские татары — предатели».
Нам представляется, что это наиболее нетерпимо настроенная в
отношении крымских татар группа. С другой стороны, это одна
из наиболее политически активных и законопослушных групп избирателей,
манипулируя настроениями которых власти в состоянии проводить
— в том числе и — ту национальную политику, которую считают
целесообразной;
группа 30-40-летних, выросшая
под лозунгом «народов-предателей не бывает». Мы допускаем,
что на момент возвращение крымских татар в Крым их сознание
представляло собой в определенном смысле “чистую доску”, на
которой потом в зависимости от накапливавшегося опыта межнационального
общения “выписывалось” отношение к крымским татарам. С другой
стороны, сознание людей этой возрастной группы не могло не носить
комплементарного характера, в котором явно обнаруживались социальные
преференции: ведь у многих по отношению к депортированным в
той или иной степени было развито чувство вины — пусть не личной,
но некой родовой, исторической, абстрактной. В этой группе разброс
отношений к крымским татарам наиболее широк — в зависимости
от личного опыта и характера преференций, социальных и политических
позиций и т.д.;
молодежь 20 (+/–5) лет, которая,
собственно, росла и формировалась уже в условиях полиэтничного
окружения (крымский татарин — это «парень из соседнего двора»),
и поэтому, по представлениям многих исследователей, должна быть
наиболее терпимой и дружественной по отношению к представителям
других национальностей: ведь годы их учебы в школе совпали со
временем массового возвращения крымских татар, поэтому неизбежно
совместное обучение, соседское окружение, т.е. опыт личного
общения, дружбы, любви, конкуренции, и следовательно — восприятие
этнического разнообразия как нормы, обыденности, не таящей в
себе угрозы.
На выявление спектра позитивных
и негативных стереотипов последней (по гипотезе — наиболее толерантно
настроенной) группы и было направлено исследование, проведенное
нами в ноябре 2000 г. Объектом его стали 133 студента-первокурсника[1]
симферопольских вузов (Таврический национальный университет /ТНУ/
и Таврический экологический институт /ТЭИ/). Выбор их в качестве
объекта исследования определялся тем, что (а) молодые люди, приехавшие
в Симферополь получать высшее образование, представляют разные
населенные пункты и регионы Крыма, что позволяет увидеть более
широкую картину, а не только узнать мнение молодых жителей столицы
автономии; (б) после 2-3 месяцев учебы в вузе их сознание пока
еще не трансформировано высшим образованием, т.е. они достаточно
адекватно представляют молодежь разных социальных слоев крымского
общества; (в) наконец, это будущая интеллектуальная и управленческая
элита Крыма, от которой через несколько лет будет зависеть как
формирование общественного мнения в отношении крымских татар,
трансляция образов межнациональных отношений, так и принятие административных,
управленческих решений, в том числе затрагивающих сферу межнациональных
отношений, поэтому представляется небесполезным изучение тех базисных
представлений, исходя из которых будут действовать наши будущие
специалисты.
В настоящей работе мы не ставили
цели выявить “зоны распространения” тех или иных стереотипов (насколько
массовый характер они носят, есть ли региональные различия и т.п.)
— это следующий шаг, которому должно соответствовать отдельное,
более масштабное исследование.
*
*
*
Мы попросили молодых людей разных
национальностей ответить, с какими словами ассоциируется у них
«крымский татарин». Массив отмеченных респондентами ассоциаций
позволил составить своеобразный обобщенный
портрет крымских татар, как их видят молодые представители
иных национальных групп Крыма (русские, украинцы и др.):
Однозначно признается, что судьбу
и характер народа во многом определила депортация[2],
и крымских татар рассматривают прежде всего как представителей
депортированного народа. Крымские татары — злые, злобные
и злопамятные. Кроме того, они хитрые, наглые, жестокие
и мстительные. Это грязные люди, в массе своей занимающиеся
торговлей на рынке. Национальное блюдо — однозначно плов.
Географически крымских татар связывают с Крымом и Бахчисараем,
считая их религиозными и в то же время националистами.
Для представителей других национальностей они олицетворяют мусульманство.
В то же время, крымский татарин — это просто человек, представитель
трудолюбивого народа.[3]
Для сравнения приведем обобщенный
портрет русских, как их видят сами русские, украинцы и
представители других национальностей, исключая крымских татар:
Прежде всего, это добрый,
добродушный человек, откровенно любящий выпить и
предпочитающий при этом исключительно водку. Образ русского
человека однозначно связывается с Россией и ее столицей
— Москвой. Русские — сильный и умный народ.
Это четко выделяемая, определяемая национальность. Для
многих они символизируют Родину: это родной народ, родные
люди. Их считают красивыми и простыми, но при
этом ленивыми. Русский — это прежде всего просто человек.
«Лицо нации» символизирует Путин. Животное, образ которого
всплывает в воображении при мыслях о русском, — это медведь.
Русские олицетворяют собой и славянскую идею, славян.
Они гостеприимные, веселые, открытые, честные люди, представляющие
великий народ, который по-прежнему связывают с таким государством
как СССР.[4]
Опрос показал, что крымские татары
вызывают у молодых людей в первую очередь чувство тревоги, ощущение,
что этот этнос несет в себе агрессию, опасность («конфликт»,
«кровь», «насилие», «ненависть», «непримиримость», «ожесточенность»…).[5]
В таком контексте даже вполне нейтральные или позитивные качества
(например, отмечаемые респондентами собранность или сплоченность
нации) таят в себе дополнительную угрозу. В описании национального
характера преобладают негативные характеристики (55 против 25
положительных): крымские татары «везде во все влезают»,
они «вечно недовольны» и при этом «грубы», «глупы»,
«жадны» и «завистливы». Однако отмечается и то,
что это «веселый», «гостеприимный», «дружный»,
«независимый» и «умный» народ. Та же не вполне доброжелательная
ситуации — и в оценке стандартов хозяйственного, экономического
поведения крымских татар («рабочий, но вредный» народ,
«рыночные торговцы»); пренебрежительные интонации звучат
при оценке их уровня жизни («беднота в основном», «малоимущие»,
«нищета») и образовательного уровня («неграмотный»,
«недоразвитый», «некультурщина»). Откровенно отчужденно,
часто презрительно воспринимаются они визуально: «маленькие»,
«некрасивые», «неопрятные», «нечистоплотные»,
«неприятные» (именно в этой группе ассоциаций встречаются
наиболее грубые выражения).[6]
В основном нейтрально оценивается
статус крымских татар («беженцы», «переселенцы»,
«репатрианты», с которыми связывают «увеличение населения
в Крыму»); с долей сочувствия констатируются события исторической
жизни народа в последнее столетие («обездоленный народ, добивающийся
своей цели», «национальная трагедия», «национальная
боль»). Лишь дважды прозвучал давний упрек в «предательстве
иных национальностей». Молодые люди не демонстрируют нетерпимости,
говоря о конфессиональной жизни крымских татар и их традиционной
бытовой культуре («иноверцы», «соблюдение всех традиций
мусульманства», «культ родителей», «многодетность»),
хотя в то же время считают, что они «слишком сильно верующие»,
«фанатики». Характеризуя свое собственное отношение к крымским
татарам респонденты достаточно нейтральны, хотя в их ответах чувствуется
порой изрядная доля отчуждения: крымские татары «иные»,
«особенные», «бывают разные», «многие не нравятся,
но есть и хорошие люди этой нации», «всегда к ним относился
нейтрально». Любопытно, что история и культура крымских татар
очень слабо представлены в словаре ассоциаций.[7] Тем не менее, однозначно позитивные ассоциации вызывает
лишь национальная крымскотатарская кухня («вкусная еда»,
«вкусный плов»), хотя к ней не вполне корректно отнесены
и кумыс, и манты, и шашлык.[8]
*
*
*
Чтобы выяснить, насколько молодые
крымчане разных национальностей знакомы с крымскотатарской культурой,
мы попросили их назвать имена крымских татар — деятелей науки,
культуры, просвещения, общественно-политических и военных деятелей
(как современников, так и исторических личностей).
Не смогли ответить на вопрос 79
респондентов, т.е. 59,4% опрошенных (17 анкет остались вовсе без
ответа; «не знаю» написали 33 человека; «не могу вспомнить» —
еще 27). В этой группе имело место проявление агрессивных настроений:
«кого не люблю, того не знаю»; «не знаю, а наших деятелей
они знают?». Сюда же можно отнести и ответы типа «мы име
неинтересуемся, они нам ненада» (стиль и орфография респондента),
а также ответы, не имеющие отношения к вопросу (таких всего 4).
Следующую
группу ответов составляют некорректно названные респондентами
лица не крымскотатарской национальности (всего 18 позиций и 11
персон). В их число попали Чингисхан (упомянут 4 раза, включая
и такой нетрадиционный вариант написания его имени как «Чиз-Гиз-Хан»,
навевающий воспоминания о бургерах от McDonalad`s),
хан Батый (3 раза), Омар Хайям (3 раза), а также Айвазовский,
Вернадский, Ралиф Сафин, Фазиль Искандер, Фрунзе, Чингиз Айтматов…
Как говорится, без комментариев.
Наконец, собственно крымскотатарские
деятели, которые были упомянуты 92 раза (напомним, что число ответов
на этот вопрос не ограничивалось). Их можно разбить на две основные
группы: представители рода Гиреев и лица, связанные с эпохой Крымского
ханства (всего 17 позиций; среди лидеров — 5 раз упоминается «хан
Гирей (Герай)» вообще, что не историческое лицо, а некий образ
из распространенной, много раз переизданной книжки «Легенды Крыма»,
и 4 раза — Менгли-Гирей), и все остальные (75 позиций, 24 персоны).
В последней группе абсолютно лидирует Мустафа Джемилев (17 упоминаний;
невозможно не привести и курьезный ответ — «Джимилис»:
этакий симбиоз собственно Джемилева и меджлиса). Затем следуют
Амет-Хан Султан (упомянут 13 раз; + 1 раз названа «площадь Амет-Хан
Султана»), Исмаил-Бей Гаспринский (10 раз) и Лентун Безазиев (6
раз). Среди других известных нашим респондентам деятелей крымскотатарской
национальности — в основном политики и общественные деятели (Рефат
Чубаров, Владимир Шайдеров), деятели культуры (композитор Алемдар
Караманов, художник Рамазан Усеинов, певцы Зарема-Ханум и Сервер
Какура) и спортсмены.
Нельзя не отметить несколько смутные
представления респондентов даже о тех персонах, имена которых
они смогли вспомнить. Так, Амет-Хан Султан в одной из анкет был
представлен как поэт, а вариантов написания его имени среди 14
упоминаний — порядка десяти. В целом же, знание (вернее, незнание)
студентами крымскотатарской истории, культуры и общественно-политической
жизни обескураживает. Очевидно, что формальное «прохождение» в
школе произведений отдельных поэтов и писателей отнюдь не способствует
изменению ситуации в лучшую сторону.
*
*
*
Таким образом,
— в основном нейтрально оценивая
факты истории крымскотатарского народа, их конфессиональную
принадлежность и нынешний социальный и экономический статус
(т.е. как раз то, в чем обычно усматривают основной источник
межнациональных противоречий),
— так же нейтрально характеризуя
свою собственную позицию в отношении крымских татар,
— демонстрируя обескураживающее
незнание крымскотатарской истории и культуры,
молодые люди обнаруживают нетерпимость
и недоброжелательность (часто презрение и пренебрежение), прежде
всего замечая в характере крымских татар качества, представляющие
угрозу и опасность для сохранения ситуации межнациональной стабильности
на полуострове.
Иными словами, именно в крымских
татарах усматривается источник агрессии и возможного межнационального
конфликта. Собственные же позиции оцениваются как весьма уверенные;
пожалуй, их можно выразить такой обобщенной фразой: «мы добры
и терпеливы, но осознаем, что за нами сила».
Настроения, выявленные в результате
опроса, по большому счету не осознанны, в обыденной жизни себя
не проявляют, отчасти их даже стыдятся, но факт их существования
в коллективном бессознательном указывает на возможность нежелательного
развития конфликтной ситуации по внешнему (безусловно, родившемуся
не в университетских аудиториях) сценарию.
Если соотнести подобные установки
молодежи с вопросом конфликтологов о том, сколь массовыми должны
быть отдельные выступления (акции) крымских татар, чтобы взорвать
межнациональный мир на полуострове, и поддержит ли основная масса
крымскотатарского населения возможные политические провокации,
то, пожалуй, придется переформулировать этот вопрос следующим
образом: что станет той последней каплей, которая откроет путь
сокрушительному потоку скрытых погромных антитатарских настроений,
сдерживаемых или не осознаваемых пока основной массой остального
(преимущественно славянского) населения Крыма.
«Друг — человек, который знает
о вас все и, тем не менее, любит вас» — гласит древняя мудрость.
В Крыму же замечена следующая закономерность: чем плотнее общение
с крымскими татарами (на рабочих местах, в учебных заведениях,
в быту — соседи, рынок), тем негативнее (в массовом, а
не единичном случае) к ним отношение представителей иных национальностей
и тем резче оценка их моральных качеств, интеллектуального уровня
и т.д. Таким образом, довольно распространенная установка исследователей
«чем лучше мы знаем другую культуру (культуру в широком плане
— не только духовную, но и бытовую, экономическую и т.д.), тем
терпимее относимся к представителям этой культуры» оказывается
не вполне корректной[9]:
к сожалению, в восприятии крымских татар молодежью иных национальностей
Крыма преобладают негативные установки.
