Жан-Робер Равио [1] [2] [3] [4]
 

ТИПЫ НАЦИОНАЛИЗМА, ОБЩЕСТВО И ПОЛИТИКА В ТАТАРСТАНЕ

часть 4
В начале 1992 г. казанский политолог А. Юртаев сказал мне: "После долгих сомнений я все же пришел к выводу, что замысел Шаймиева и его команды — в институциализации государства Татарстан, каким бы ни было его политическое или даже историческое основание". Некоторые главы соседних республик также считают, что ныне правящие круги Казани стараются увековечить властные структуры, унаследованные от советского прошлого (Портников В.; 27, 26. 02. 1991). Становится все более ясным, что Татарстан пытается на ощупь найти свою политическую идентичность, отличную от идентичности России. Постоянно определяя себя в качестве ее оппозиции, татарские руководители постепенно перешли от идеи некоей экономической автономии к идее политической независимости. Это, но их мнению, единственная гарантия осуществления действительно самостоятельной хозяйственной политики. Разумеется, после возникновения в 1989 г. "национальной" оппозиции в Татарстане команда Шаймиева постаралась минимизировать влияние плюралистических дискуссий в парламенте на социальное управление. Но эта практика прежде всего связана с нежеланием делиться с кем-то руководством экономикой. Для Шаймиева определение Татарстана в соответствии с эндогенными факторами обусловлено признанием экономического и политического единства на территории республики. В первую очередь Татарстан должен защитить свои права и заставить Россию оценить свою самобытность. Но может ли угрожать существующему властному порядку и принудить президента сблизить свой политический дискурс с национальными движениями прогрессирующая институционализация этих последних? В частности, речь идет об утверждающемся потенциальном сопернике ВС республики — всетатарском парламенте (миллимеджлисе). Недавно такое сближение наметилось, но прошло слишком мало времени, чтобы корректно его оценить.

ТАТАРСКИЙ ПРЕЗИДЕНТ показал себя как единственный возможный партнер в переговорах с Москвой, поскольку постепенно гарантировал отсутствие внутри республики любой конкуренции в данном плане. Это удалось ему с помощью усиления институциональных структур своей власти. Вначале речь шла о том, чтобы помешать внутриполитическим дискуссиям влиять на отношения республики с Центром. Весной 1989 г. ТОЦ уже был способен предложить кандидатов в народные депутаты СССР. Республиканский комитет КПСС выставил единых кандидатов против всех остальных, так что независимым претендентам ничего не удалось сделать ни внутри Татарстана, ни в его отношениях с Центром. После вхождения депутатов-некоммунистов в ВС республики в результате выборов в феврале 1990 г. Шаймиев использовал некоторые их идеи в диалоге с Москвой, но параллельно укрепил влияние внутриреспубликанских непарламентских институтов. Действительно, КПСС находилась в серьезнейшем кризисе и ее органы нельзя было использовать для передачи в Москву принятых в Казани решений. Новый парламент, состав которого разделился на ориентирующихся на Шаймиева экс-коммунистов и на депутатов от национальных движений, стал скорее политической трибуной, чем центром принятия решений (из 250 мест в ВС 93 принадлежат группе "Татарстан" из представителей ТОЦ и "Иттифака"). Татарская компартия, расколотая национальными веяниями еще до создания ТОЦ, впала в глубокий склероз. Она располагала очень консервативным аппаратом, противившимся признанию новых правил политической игры (в 1990 г. только 11% партийных кадров не поддержали учреждение самостоятельной РКП, оппозиционной перестройке; 42, 3% считали, что коммунизм — "цель истории", и 97% высказались против независимости стран Балтии) (32). Кадры татарской компартии, несмотря на их привычку к дисциплине, могли только противиться экономической политике татарских властей в тех ее аспектах, которые выходили за рамки, зафиксированные политбюро ЦК КПСС. Напротив, новый ВС республики казался молодым и прогрессивным институтом: на 1 января 1992 г. 70, 5% депутатов имели возраст от 30 до 49 лет, 88% — окончили вузы (15). Стратегия Шаймиева состояла в обеспечении союза этих двух вроде бы несовместимых сил: он заставлял самые молодые и динамичные элементы компартии трансформировать некоторые идеи парламента в политическую реальность, способную служить основой легитимности власти его команды.

Официальный лозунг борьбы за экономическую самостоятельность предназначался не только для укрепления внешних позиций республики, но и для благоприятствующего Шаймиеву распределения внутренних фракций. Почувствовав смещение центра политической жизни от партии в сторону национальных движений и ВС в 1989—1990 гг., он стал методически отбирать в правительственную команду самые динамичные партийные и хозяйственные кадры для придания ей основательности. Задача виделась в том, чтобы решения, транслируемые этими кадрами (они станут лично Шаймиевым назначенными главами местных администраций) воспринимались без "визы" ВС (31, 9. 01. 1992). Старый партаппарат таким образом перевоплотился в госаппарат. Институт президентской власти, поддержанной парламентом, стал популярным, хотя больше среди реальных татар, чем славян*. Основные властные функции сосредоточены в руках президента и его советников, которые юридически не должны отчитываться перед ВС. Между прочим, все председатели комиссий ВС — приближенные нового президента. И только он имеет право законодательной инициативы по экономическим вопросам и внешним связям. Делегировав право на принятие реальных решений президентским и парапрезидентским структурам, ВС тем самым сложил с себя функции контроля и реальной оппозиции данным структурам. Политическое определение Татарстана полностью было отдано команде Шаймиева. Национальные движения, равно как и Демократическая партия России (ДПР — "партия Травкина"), активность которой с августа 1991 г. постоянно растет, продолжают оставаться группами давления, оживляющими внутреннюю политическую жизнь, но не имеющими влияния на общественные дела, особенно на экономическую реформу. Проект конституции Татарстана, разработанный несколькими советниками Шаймиева и двумя главами комиссий ВС, включает идею сильной президентской власти без реального парламентского противовеса (34). Он даже предусматривает возможность президентского вмешательства в выборы исполнительных комитетов в городах с населением свыше 50 тыс. человек, чрезвычайные полномочия президента в особых ситуациях. Поразительна полная неясность прерогатив будущего Конституционного суда. Более того, данный проект конституции не уточняет, каковы будут отношения с Россией, и не предусматривает специального органа для рассмотрения проблем с "соседями". Однако, по словам председателя юридической комиссии ВС, "все, что находится вне компетенции президента и его советников, включено в проект". Это высказывание заставляет думать, что любое разделение властей фактически исключается и что вся власть сосредоточена в руках президента принципиально. Шаймиев уже сегодня располагает настоящим государственным аппаратом, обладающим определенной эффективностью. Его решения хорошо выполняются предприятиями республиканского подчинения и различными местными органами.

* Идею президентства поддержали 34, 5% жителей республики, в том числе 38, 9% татар и 30, 1 славян, 33, 9% сочли, что этот институт позволит более эффективно решать экономические проблемы, в том числе 41, 5% татар и 25, 6 —славян (33).

После августовского путча президентская команда имеет лишь одну политическую легитимность — оппозицию России Бориса Ельцина. Эта оппозиция проявляется в отрицании массовой приватизации, для чего усиливаются шаймиевские структуры внутри республики. Однако обострение политических дискуссий в Казани, разрастание конфликта между российскими демократами в Татарстане и национальными движениями подталкивают республиканскую власть к большему вмешательству во внутриполитическую ситуацию, чем через аппаратные реформы и самоудовлетворяющий дискурс о "сообществе народов Татарстана".

ШАЙМИЕВ, располагая устойчивым властным аппаратом и относительной народной поддержкой, ведет себя по отношению к российскому правительству решительно, зарабатывая очки. Но деятельность президентской команды шаг за шагом обнаруживает, что у нее нет никакого определенного политического проекта, за исключением предложений, которые позволили бы Татарстану избежать трудностей радикального перехода к рыночной экономике.

Слишком озабоченная делами управления, законная власть поздно заметила, что различные политические движения структурировались и самоорганизовывались, даже институционализировались. ДПР предприняла кампанию против Шаймиева, представляя его мелким местным властителем, имеющим единственную цель — удержаться на своем месте. 15 октября 1991 г. произошли кровавые инциденты около здания ВС в Казани. ТОЦ организовал демонстрацию за независимость Татарстана, принуждая ВС объявить о ней в сей же день. Российские демократы своей контрдемонстрацией протестовали против "давления национальных движений на институты (власти)" (Д. Михайлин, казанский корреспондент "Российской газеты"). Вероятно, эти первые капли крови заставили задуматься людей президента. Радикализация политических позиций российских демократов, подвергающих сомнению уже экономические идеи Шаймиева (которые их представители в ВС в 1990 г. в большинстве своем поддержали), подтолкнули президентскую команду к сближению с мнениями ТОЦ. Последний, наперекор стихиям, считает установление татарского национального государства на экстратерриториальной основе неизбежным (Милюков М.; 31, 17. 02. 1992). Эта убежденность помогла лидерам ТОЦ осенью 1991 г. создать всетатарский национальный парламент, включающий представителей различных тенденций татарского движения в России и в Центральной Азии. Миллимеджлис призван быть противовесом ВС республики (чем-то вроде "сената). Некоторые движения, в частности "Иттифак" и "Азатлык", видят в нем идеальную замену нынешнему ВС как пережитку советской власти. Первоначально миллимеджлис рассчитывал получить право вето на решения ВС по языковым и культурным вопросам, распространить действие своих резолюций даже на область образования. Но российские демократы решительно воспротивились институционализации миллимеджлиса — как попытке закрепить двойное политическое представительство национальных движений. Учитывая прерогативы, имеющиеся у ВС, Шаймиев посчитал, очевидно, что второй парламент вряд ли будет отрицательно влиять на установленный институциональный порядок. Президент поддержал инициативу миллимеджлиса на его первом собрании в феврале 1992 г. Данный жест может быть истолкован по-разному: либо как попытка заставить национальные движения согласиться с проектом референдума о "независимости"; либо как знак готовности неявно принять тезис о экстратерриториальном определении будущего татарского государства, обещание включать его впредь в свои проекты, но пока исключительно на территориальной основе (Портников В; 27, 3. 12. 1991); либо, наконец, как просто стремление расширить круг своих друзей.

Несмотря на интенсивность переговоров сначала с советской, затем с российской центральной властью*, казанские руководители не смогли разработать настоящую стратегию международных отношений или просто установить их с другими республиками и регионами бывшего СССР. Весной 1992 г. российское правительство согласилось передать некоторые прерогативы бывшим автономиям: разрешить им создать собственные центральные банки (35); к тому же Федеральный договор включает право автономии на прибыль от использования природных ресурсов их территорий. Эти уступки всем "автономным" единицам России не удовлетворили группу Шаймиева, акцентирующую специфику татарского "случая" и на этом основании — невозможность его урегулирования по типовому проекту. Вот почему скрытая поддержка миллимеджлиса должна быть интерпретирована как знак Москве, а не как вираж политики Казани. Она отражает намерение властей Татарстана расширить круг своих союзников и поддерживать независимые международные отношения с властями России. До конца 1991 г. Татарстан ограничился подписанием только одного договора — с соседними башкирами о признании принципа нерушимости их современных границ. Но в феврале—апреле 1992 г. республика подписала договоры о дружбе и сотрудничестве с Таджикистаном, Азербайджаном, Казахстаном, Туркменистаном (23, 1992, №№ 5, 7, 9, 13). Умножаются торговые контакты с западными инвесторами, привлеченными нефтяными богатствами Татарстана, в частных магазинчиках Казани появляется все больше турецких товаров. Развитие международных связей должно показать Москве, что Татарстан способен стать государством, организующим свои отношения с Россией на основе равенства. Национальные движения, со своей стороны, налаживают собственную сеть международных связей: все татарские движения в декабре 1991 г. присутствовали на пантюркистской ассамблее в Алма-Ате (Халилов В.; 36). Но сближаясь с национальными движениями и развивая международные отношения, законная власть Татарстана не только ищет новые орудия для переговорного процесса с российским правительством. Она надеется таким образом обрести новую политическую легитимность, ибо требования об экономической власти уже частично удовлетворены. Прежде всего речь идет об овладении ходом событий с тем, чтобы не дать национальным движениям превратиться, как в Чечне, в настоящую вооруженную оппозицию. Для этого нужно, чтобы президентская команда сохранила монополию на принятие решений в татарском политическом сообществе. Она пока не настаивает на институционализации государства в полном смысле термина, о чем свидетельствуют слова Шаймиева, произнесенные в июле 1992 г.: То, что нам нужно, — так это экономически самостоятельное государство, способное вести переговоры об экономической помощи, устанавливать собственные экономические правила. В любом случае мы не нуждаемся в собственной армии или валюте (37).

* Между октябрем и мартом 1992 г. — 8 встреч с советскими и 20 — с российскими руководителями.

* * *

Способен ли национализм существовать без нации, которая этно-исторически и культурно идентифицировала бы самое себя внутри четко определенного общества? Татарское общество и общество Татарстана, которые не отвечают ни одному из указанных критериев, с начала перестройки политически выражает себя с помощью принципа национализма, каким бы анахроничным он не казался нам по существу. Подъем различных типов национализма в бывшем СССР первоначально вызвал на Западе сильную реакцию отрицания. Радость народов, вновь обретших свои национальные символы, ощущалась в очень опосредованном виде, заставляя иногда говорить о "повторении истории", интерпретированном как регресс. Первые национальные татарские демонстрации скорее не пугали, а смешили (38). Но все-таки, что же действительно представляет собой то, что называют "возвращением национализма"?

НАЦИОНАЛИЗМ в Татарстане есть политический дискурс в гораздо большей мере, чем очевидная антропо-историческая реальность. Он выражает себя двумя способами: с одной стороны, подчеркивается наследственный и исторический аспекты данного политического принципа, с другой — его непосредственный и утилитарный аспекты. Конечно, действия законных политических властей Татарстана могут быть истолкованы как тактика реакционного аппарата, любой ценой стремящегося удержаться у власти. Подобное введение, кажется, преобладает сегодня как в России (39), так и на Западе (40). Тем не менее оно нам представляется малоудовлетворительным. Прежде всего при таком подходе выделяется только национализм, присущий национальным движениям: его охотно ассоциируют с демократическим движением, продолжающим диссидентские течения, которые ориентировались на права человека. Однако реальность национальных движений не такова. С другой стороны, мало анализируется деятельность законных татарских властей; мы же попытались показать, что она тоже являет собой выражение национализма, возможно волюнтаристского, но вполне реального. Оба типа национализма в Татарстане перекрещиваются и выполняют четкую политическую функцию: определение идентичности Татарстана и всех реальных и потенциальных татар в целом. К сожалению, мы мало знаем о татарском обществе диаспоры, роль которой могла бы быть центральной. Будущее политическое поведение этого общества покажет, какой из двух типов национализма более легитимен.

ОРИГИНАЛЬНОСТЬ географического положения татар когда-нибудь позволит выявить значение этнического и исторического факторов в подъеме разных типов политического национализма в бывшем СССР. Сегодня выразившие себя типы национализма, естественно, ищут социологическое основание. Таковым могла бы быть "высокая культура", обеспечивающая однородную экзосоциализацию сообщества. Если учесть общественное мнение Татарстана, то похоже, что определение данной "высокой культуры" явно проходит через отождествление экономической и социальной идентичности. Таким образом, антропо-историчсская трактовка принципа национализма, согласно которой быстрое его развитие связано с необходимостью социальной рационализации в момент перехода общества от аграрной к индустриальной стадии (3), оказывается приспособленной к данному случаю. Конечно, Татарстан и вообще общество потенциальных и реальных татар есть структурно индустриальное. Но является ли оно таковым с позиции культуры? Индустриализация, не имевшая каких-либо этно-исторических корней и социальной поддержки, была проведена в СССР с помощью вроде бы рациональной "высокой культуры", но последняя не обеспечила явным образом экзосоциализацию советского сообщества. Приверженность населения к отвечающей его актуальным нуждам высокой культуре является, следовательно, главным в процессе индустриализации. В этом, вне сомнения, причина того, что до сегодняшнего дня национализм президента Шаймиева одерживает явную победу над обещаниями экономической реформы президента Ельцина.

ВЫШЕСКАЗАННОЕ могло бы подтвердить, что территориальный фактор экзосоциализации берет верх над культурным фактором. Политолог XXI в., наверное будет иметь больше возможностей ответить на данный вопрос. Сегодня же представляется важным показать с помощью татарского примера сложность понятия национализма, равно как и две его стороны — социологическую и строго политическую. Они внешне противоречат друг другу, но, по сути — вполне взаимодополнительны, ибо не имеют иного выхода, как наслаиваться друг на друга. Поставленный именно таким образом вопрос об актуальности независимости Татарстана утрачивает свою неотложность. Впрочем, разве Татарстан, по образу и подобию России, никогда не самоопределялся, не прибегая к своей внешней роли?

Июль 1992 г

1. "Российская газета".

2. Malashenko A. L'lslam comme ferment des nationalismes en Russie. — "Le Monde diplomatique", 1992, mai.

3. Gellner E, Nation and Nationalisme. Oxford, 1893, p. 11.

4. Olson M. The Rise and Decline of Natons: an Anthropological Perspective. New Haven, 1982, p. 12.

5. Riasanovsky N. Histoire de la Russie. P., 1988, p. 79.

6. Мурамбеков М, История башкиров в древнейших временах. Уфа, 1969, с. 32.

7. Bennigsen-Broxup M. Volga Tatars. —In: The Nationalities Question in the Soviet Union. L., 1991, p. 278.

8. Карпов А. История советской этнографии. М., 1961, с. 218.

9. Seton Watson H. Nations and States. L., 1977, p. 302.

10. Bennigsen A., Quelquejay Ch. Les mouvements nationaux chez les Musulmans de Russie. P., 1960, p, 22.

11. Carrere d'Encausse H. Reforme et revolution chez les Musulmans de 1'Empire russe. P., 1966, p. 117 et s.

12. Население Татарской ССР. Казань, 1991, с. 28.

13. Dictionary of Social Sciences and Humanities. Oxford, 1991, p. 123.

14. "Вечерняя Казань".

15. Статистические данные по татарской экономике и обществу даны по: Паспорт республики Татарстан. Казань, 1992 (неопубл. офиц. документ); см. также: Казахстан в цифрах. Алма-Ата, 1987; Сборник статистических материалов. Госкомстат СССР. М., 1989, с. 7.

16. Бусыгин Э., Столярова Г. Межнациональные браки: за или против. — "Комсомолец Татарии", 12. II. 1989.

17. Radvani J. L'URSS, regions et nations. P., 1990, p. 138.

18. "Экономика и жизнь".

19. Trofimov V., Khakulina J. The Standard of Living in Siberia compared with other Regions of the RSFSR. — "Soviet Sociology", 1991. №25, p. 17—34.

20. Balandier G. Sens et puissance, les dynamiques sociales. P., 1971, p. 105.

21. Silver B. The Status of National Minority Languages in Soviet Education: an Assessment of Recent Changes. — "Soviet Studies", 1974. №26—1, p. 28—41.

22. Clastres P. La societe contre 1'Etat. P., 1974, p. 161.

23. "RFE/RL".

24. См. например: Исхаков Д. Взгляд на формирование нации. — "Социалистик Татарстан" (на татар, яз. ), 15. Vm. 1989.

25. Общественное мнение в 1991 году. Центр социологических исследований при ВС Татарстана. Казань, 1992, с. 13.

26. Усманов Г. Наше будущее — в единстве. — "Советская Татария", 20. IX. 1989.

27. "Независимая газета".

28. "Известия".

29. Radvani J. Regions et pouvoirs regionaux en URSS. Contraintes spatiales et politique regionale. These de doctoral d'Etat. P. 1985.

30. Пчелинцев О. Переход к рынку: региональный аспект. — "Народный депутат", 1991, № 12, с. 52—58.

31. "Известия Татарстана".

32. Партия и парторганизация Татарии в зеркале общественного мнения и социологических исследований. Идеологический отдел Татарского обкома КПСС Казань, 1990.

33. О государственной власти в ТССР. Центр социологических исследований при ВС ТССР. Казань, 1991, июль.

34. Проект Конституции республики Татарстан. Казань, 1992 (не опубл. ).

35. "Business Moscow News", 1992. №6.

36. "Коммерсант", 1991, № 16.

37. Шаймиев М. Взгляд в будущее. — "Казанские ведомости", 7. VII. 1992.

38. "Far Eastern Economic Review", 26. ГХ. 1990.

39. См. статьи В. Радзиевского, корреспондента "Московских новостей" в Волжско-Уральском и Западносибирском регионах.

40. Tatar sauce. — "The Economist", 7. IХ. 1991.

* Все цитаты из источников на русском и татарском языках даны в обратном переводе с французского. — Прим. ред.

Опубликовано в журнале "Полис"

 
   
Содержание:
 
[1] [2] [3] [4] Главная ¦ Татары ¦ Культура ¦ История ¦ Ссылки ¦
Hosted by uCoz